В третью стражу [СИ] - И Намор

    К счастью для Степана, он, наконец-то, добрался до выхода. Вытащил оба тяжеленных чемодана на перрон и рукой подозвал носильщика с тележкой.

    — Мадам! — Матвеев приподнял шляпу, — Разрешите пожелать вам счастливого пути!

    Дама хотела что-то сказать, но Степан уже развернулся и пошёл вдоль по перрону. "Не догонит, — облегчённо подумал он, — от чемоданов не убежит". Путь был свободен. Он встал на ступеньку эскалатора и расслабился. Интересно, что его акцент приняли за бельгийский – это что, так переплелись русские и английские языковые навыки?

    Жаль, что не удалось попасть на "Нормандию" — самый быстрый трансатлантический лайнер, известный Степану ещё по книжке Ильфа и Петрова, был сейчас в ремонте. Какая, с другой стороны, разница, приплывёт он в Штаты днём раньше или днём позже. Билет первого класса на имя из одного из его поддельных паспортов всё равно гарантировал максимальный комфорт в течение путешествия.

    В одной из зал он подошёл к лотку с прессой и купил газеты. Вероятно, это были последние европейские газеты, которые ему предстояло прочитать. Хотя какая, по большому счёту, разница, что именно они пишут. Он-то знает все сенсации этого столетия лучше всех газет этого мира, вместе взятых.

    "Figaro" на первой странице рассказывало о позиции Англии перед лицом мирового кризиса. Перепечатанная из английской "Morning Post", статья утверждала что состояние английского флота недостаточно для обороны Британской Империи. Приводились цифры, положение дел сравнивалось с концом Мировой Войны, рассказывалось о недостаточных запасах вооружения. Они ещё не знали, что та война была не просто Мировой, а "Первой Мировой" войной, и что весь этот флот и все эти запасы в ближайшее время ждёт очень интенсивное использование по назначению.

    На следующих страницах сообщалось о визите в Прагу австрийского канцлера Шушнига. Канцлер обещал развитие отношений со странами Малой Антанты, а также сближение с дунайскими странами вообще. Одновременно Италия обвинялась в бомбардировке английского лагеря Красного Креста в Эфиопии, и в свою очередь сама обвиняла Эфиопию в применении разрывных пуль "дум-дум". Французский посол в Германии встретился с германским статс-секретарём, а министр иностранных дел Польши выражал поддержку французской политике и объявлял о том, что его страна никогда не откажется от прав на Данциг. В общем, обычная международная суета. Покойники поднимают бокалы с шампанским за здоровье друг друга и желают долгих лет жизни.

    На второй странице какие-то пухлые барышни, улыбавшиеся своими губками бантиком, рассказывали корреспондентке, какую именно карьеру они собираются выбрать и творчество какого писателя они любят больше всего. Из профессий барышням нравились учительница английского и лётчица. Впрочем, одна из них заявляла, что истинное призвание женщины – быть женой и матерью. Некоторых их любимых писателей он читал, о некоторых – слышал, а о существовании ещё некоторых узнал из этой самой статьи. Молодые девчонки продолжат своё воркование даже на краю пропасти. И не прекратят его, даже перестав быть молодыми девчонками. Вот как хотя бы эта ищущая своего героического бельгийца дама. Её он узнал по голосу. Она по-прежнему вытягивала все соки своими разговорами. На этот раз из носильщика с тележкой. Естественно речь шла не о бельгийском капитане (наверняка давно забывшем свой мимолётный парижский роман), а о содержимом её чемоданов, которое ни в коем случае нельзя повредить и с которым нужно обращаться со всей осторожностью. Степан отвернулся к лотку с газетами, чтобы не быть ей замеченным.

    Подождав, пока назойливая соседка скроется в толпе, он сложил газету и пошёл дальше через анфиладу залов. Перед пограничным контролем в ожидании получения штампа в паспорте выстроилась очередь. Процедура была быстрая, и Степан на глазах продвигался вперёд. Перед ним были белые штаны, мулаты и Рио-де-Жанейро. Разумеется, в иносказательном смысле – переезжать в Бразилию он не собирался. Ну его к чёрту, этот португальский язык. Хватит и испанского. Устроиться в какой-нибудь спокойной южноамериканской стране без гражданских войн, и разных экзотических обычаев вроде "pronunciamento"[69]. Какая страна в Латинской Америке сейчас самая стабильная? Кажется Чили. Отличное место. Климат на любой вкус, хочешь – горный, а хочешь – морской. Заработать свой стартовый капитал (человек, умевший не пропасть в Российской Федерации образца 1990-х, не пропадёт нигде), купить себе какую-нибудь "асьенду" и жить себе кум королю. Жарить асадо[70] и потягивать матэ. Потом парочка удачных инвестиций в США, во время мировой войны на военных поставках можно сделать состояние, потом, скажем, в 1953-м купить иранские нефтяные акции, когда они упадут при Моссадыке – так и вообще можно стать местным олигархом. Да и в самой Чили большие перспективы – если прикупить акций медных рудников. Правда, при Альенде их национализируют, но три года до переворота генерала Пиночета вытерпеть можно. И сидеть себе, спокойно стричь купоны и воспитывать свою большую латиноамериканскую семью, как какой-нибудь Дон Хосе Рауль в сериале про Марию Изабеллу или как её там.

    Вообще-то земля под ним не горела. "Попасть" он умудрился исключительно удачно – с политической точки зрения. Британская секретная служба не станет возражать, если её бывший агент подаст заявление с просьбой об отставке по личным причинам. Сэр Энтони удивится, но возражать не станет. Достаточно будет письменного обязательства о неразглашении секретов. Как ни крути, британская демократия имеет свои преимущества – никто не станет преследовать его по всему миру, чтобы по окончании поисков ликвидировать. На худой конец можно было бы остаться. Как ни в чём не бывало. Продолжить службу в ведомстве "мистера Си", равно как и работу в своей газете. В конце концов, он знает всё наперёд – в его работе, как официальной, так и тайной, это только плюс. Можно было просто жить и работать, как сотни миллионов людей в окружающем мире и забыть о своих, безнадёжных, замыслах изменить мир.

    А также забыть, что его дед по матери еле вырвался из Белостокского котла, чтобы потом погибнуть под Минском, выбираясь из подбитого танка. И выкинуть из головы, как его бабушка вывозила его мать с тётей из Белостока – в последнем эшелоне на восток под немецкими бомбами. И не пудрить себе мозги двадцатью с лишним миллионами трупов с советской стороны, а также плюнув на пятьдесят с лишним миллионов – всего. А он сам – вовсе никакой не дезертир, а просто дальновидный человек, не пытающийся прыгнуть выше головы. И при помощи высокооплачиваемого психоаналитика убедить себя, что он ничего не мог сделать, а всё, что он знал заранее, было только сном, который стоит забыть – и побыстрее.

    — Мсье, ваш паспорт, пожалуйста!

    "А если всё забыть, то зачем вообще куда-то ехать? Не проще ли утопиться здесь же, в гаврском порту?"

    — Мсье, дайте, пожалуйста, ваш паспорт!

    Степан почувствовал, что понимает шекспировского Гамлета. Интересно, а сам Шекспир его понимал, когда выдумывал "Быть или не быть"?

    "Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.    Какие сны в том смертном сне приснятся?"[71]

    — Мсье, проснитесь, — толкнул его в плечо кто-то сзади.

    Так о чём они говорили в гостинице? Умиротворение? Мюнхенское соглашение? Испортить им игру? Да! Ещё раз да! В конце концов, они сами виноваты. Раз уж жизнь этих "миротворцев" привела к войне, пусть их смерть приведёт к миру!

    — Прошу прощения, господа!

    Степан развернулся и пошёл прочь, от пароходного трапа, не оглядываясь. Надо было ещё уточнить, во сколько отходит ближайший пакетбот в Англию.

    Snake Roll Cast.

    "Home. Sweet home![72]..."

    Пологие холмы и по-английски, — а как иначе может быть в Англии, — аккуратные лесопосадки по сторонам шоссе. Это Англия. Дом. Во всяком случае, страна, гражданином которой он теперь был. И не просто гражданином...

    "Соль земли английской..." — усмехнулся Матвеев, по достоинству оценив сам собой случившийся каламбур. А Англия... Что ж, она была именно такой, какой ее помнил сэр Майкл. И в этом случае, Степану оставалось лишь принимать то, что есть, как данность – без ненависти или восторга.

    Но стоило ему съехать с шоссе на грунтовую дорогу, как всё изменилось: учащённо забилось в груди чужое сердце, и... Путь к дому, поначалу повторял прихотливые изгибы небольшой реки, проходя вдоль её невысоких, плотно заросших кустарником, берегов. А на финишной прямой, дорога буквально раздвигала деревья старинной аллеи, подходящей вплотную к воротам поместья, и здесь даже воздух неожиданно показался ему другим, отличным от всех прочих сортов атмосферы, которыми Степану приходилось теперь дышать, здесь ли – в Англии – или там – на континенте. Как там пелось на другом языке и по поводу совсем другой страны. И дым отечества нам сладок и приятен? Сладок. Не то слово. Но аллея уже почти закончилась, его колымагу заметили – а попробуй не заметить ее или не услышать – и, значит, свидание с чужим прошлым можно было считать открытым.